Операция «Минотавр» - Страница 57

– Ну, судя по использованному им слову «лютеинизация», можно считать, что по крайней мере, часть ключевых слов – отглагольные существительные от форм совершенного вида и т.п. Возможно – даже вероятно, уж очень ловок этот парень, – что некоторые из таких слов – имена собственные. Английских слов, которые могут служить кодовыми, миллионы, и компьютер должен построить матрицу для каждого из них и приложить эту матрицу к каждому из подозрительных писем. Ну так что – прогнать программу пару миллионов раз, а потом умножить на шестьдесят! Это при условии, что он пользовался только существующими словами или названиями. Но если он брал произвольные сочетания букв, скажем, по двенадцать букв… – Дрейфус пожал плечами.

Камачо написал в блокноте: 26 1012.

– Я подсчитал, – пояснил он.

– Да знаю, знаю. Даже расшифровав все письма, мы еще не поймаем «Минотавра». Но хотя бы почуем след. Зная, какие файлы он выдавал, мы можем пойти в Пентагон и проверить, кто получал доступ к этим файлам. Тот, кого мы ищем, видел все.

– Возможно. Но не очень вероятно. Скорее всего, он получил пароли, подсмотрев без разрешения основные файлы безопасности. Но коды и номера документов… – Камачо вздохнул. – Могу спорить на что угодно, он сам не видел те файлы, которые продал. Могу поклясться, ни один человек не имеет допуска сразу ко всем файлам.

– Стоит попробовать.

– Ладно. Но никто не даст нам целый «Крей» на две недели. Группа проверки отпечатков пальцев станет на дыбы. Так что давайте начнем с того, что нам по силам. Проверьте журналы доступа к тем пяти файлам, которые мы знаем, и кто ими пользовался. Никому не говорите, что вы ищете. Нельзя вспугнуть птичку.

– Хорошо, – согласился Дрейфус. – Пока мы этим занимаемся, почему бы не взять за задницу Терри Франклина и не потрясти хорошенько эту сволочь?

– Еще рано.

У Дрейфуса погасла трубка. Он пососал ее, потом достал зажигалку. Выдохнув дым, он произнес:

– По-моему, мы совершаем большую ошибку, не ведя наблюдение за Франклином.

– Ну, расколется этот гад, и что дальше? Что, Франклин – единственный крот, посаженный Иваном? Вы уверены?

Дрейфус собрал документы.

– Пусть кто-нибудь занимается дешифровкой на «Крее», когда тот свободен. Официально нам его никто не даст на две недели, но пару часов в день можно выкроить.

– Конечно, Луис.

– Хорошо сработали, Дрейфус.

После ухода Дрейфуса Камачо долго смотрел на дверь. Он дал промашку, солгав сотруднику. Единственная возможность сохранить безопасность, живя двумя совершенно разными жизнями, – это никогда не лгать. Ни в коем случае. Часто приходится говорить не всю правду, но это не ложь. Ложь – это западня, это мина, которая в любое время может взорваться и поразить насмерть. А солгал он не в мелочи. Теперь он невидящим взглядом скользил по предметам на своем столе, размышляя над размерами лжи и ее возможными последствиями. Глупо! Дурацкая, идиотская ложь.

Он потер лоб и, не в состоянии усидеть на месте, начал расхаживать взад-вперед по кабинету, пока не оказался перед схемой организационного строения Пентагона на стене. Если файлов сорок, или шестьдесят три, или сколько их там, доступ ко всем ним имеет крайне ограниченная группа людей, причем почти все эти файлы относятся к засекреченным разработкам. Адмирал Тайлер Генри подозревает, что это именно так. Шпион Олбрайт знает наверняка и уже сказал об этом.

Контрразведчик Камачо обязан доказать или опровергнуть эту гипотезу как можно быстрее, иначе Дрейфус, и Генри, и Олбрайт, и многие другие сочтут его некомпетентным – или того хуже.

Он присмотрелся к одному из квадратиков на сложнейшей схеме. Внутри квадратика было написано: «Заместитель министра обороны по науке и технике».

Камачо присел за стол, отпер нижний правый ящик и вынул досье. В нем были фотокопии всех шестидесяти трех писем, в хронологическом порядке. Все написаны на плотной белой копировальной бумаге твердым карандашом – мудрая предосторожность со стороны автора или авторов. Чернила можно подвергнуть анализу, продавцов ручек можно опросить, но обычный карандаш есть обычный карандаш. А копировальная бумага имеется в любом учреждении.

В день советское посольство получает несколько десятков писем и открыток со всех концов Соединенных Штатов. Большинство из них короткие и конкретные.

Многие содержат оскорбления типа «ешь дерьмо, Иван». После чернобыльской катастрофы и землетрясения в Армении письма шли тысячами к большому неудовольствию почтовых служащих и агентов ФБР, которым приходилось все это разбирать.

За последние три года письма, собранные в досье, были извлечены из этого потока для изучения. Все они были написаны печатными буквами, достаточно объемны, чтобы вместить внутренний код, и сочинял их, несомненно, весьма образованный человек. Одни были подписаны, другие нет. Что интересно, более восьмидесяти процентов их отправлено из Вашингтона или пригородов. Ни один из адресов отправления не отстоял дальше чем на сто пятьдесят километров от столицы. Все запечатаны, в дешевых белых конвертах, которые продаются в сотнях книжных и хозяйственных магазинов, универсамов, киосков и так далее по всему городу.

Камачо всматривался в эти письма. Нетрудно заметить, что писал их один и тот же человек – почерк четкий, аккуратный, стиль везде одинаков. Кое-где синтаксис витиеватый, не совсем правильный. Похоже, автор сознательно запутывал предложения. Неизбежно напрашивался вывод, что именно здесь содержится внутренний код.

Принцип матрицы требует, чтобы письмо было достаточно длинным, чтобы замаскировать сообщение значительного размера, допустим, в тридцать пять знаков. Если один знак характеризуется в среднем тремя словами, то в письме должно быть не менее ста пяти слов – слишком много для открытки.