Взглянув на часы, Уиггинс взялся за телефон. Через полчаса явился взъерошенный длинноволосый инженер, от которого попахивало виски.
– Извини, Том, но эти люди хотят немедленно провести испытания. Видимо, подождать до завтра они никак не могут. – Он протянул пакет с микросхемами.
– Сходи с ним, Фрэнк, и объясни, что нам нужно, – приказал Дрейфус одному из агентов, а затем снова принялся изучать лежавший на столе технический журнал.
Агент показался в двери без пяти двенадцать и сделал знак Дрейфусу, который вышел к нему в коридор.
– Прекрасно, Дрейфус. Это те микросхемы, которые изготовлены на прошлой неделе с новыми данными от TRX. Инженер сейчас распечатывает эти данные, но они точно совпадают.
– Вот-вот. Значит, экспедиция заслала в Тонопу не те элементы.
– Но когда они попали в Тонопу, неужели TRX не испытывала их перед монтажом?
– По идее, должны были, но я подозреваю, что кто-то допустил ошибку, обычную человеческую ошибку, и каким-то образом микросхемы были установлены без проверки. – В конце концов, Дрейфус прекрасно знал, что именно благодаря ошибкам мир стал таким замечательным. Как правило, то, чему положено происходить, и то, что происходит на самом деле, – это совершенно разные вещи.
– Так откуда, черт побери, взялись дефектные микросхемы?
– Отсюда. Прямо отсюда. – Вопрос был в том, откуда «Аэротек» получила ошибочные данные, которые были заложены в бракованные микросхемы? Эти данные, как утверждал адмирал Генри, взяты из компьютерной системы Пентагона, а последним туда вносил изменения Гарольд Стронг. Об этом еще днем сообщил Камачо. И ложные данные ввели в микросхемы на заводе «Аэротек».
– Да, Фрэнк, похоже, нам предстоит долгая ночка. Поезжай в здешнее отделение бюро и разбуди кого-нибудь из федеральной прокуратуры. Мне нужна санкция на обыск с правом изъятия всех командировочных, междугородных телефонных и финансовых счетов «Аэротек» и всех файлов с базами данных. Пока не получим санкцию, надо запереть эту лавочку и выставить охрану. Кто-то здесь владеет интересным секретом. Если найдем дымящееся ружье, будем знать, кто есть кто, и избавим себя от выслушивания потоков лжи.
– Вам придется поехать в прокуратуру и написать объяснительную.
– Да. – Он собирался позвонить Камачо домой. Несомненно, Луис Камачо сможет придумать правдоподобную историю для судьи.
Телефон зазвонил в два часа ночи, пробудив Камачо от глубокого сна. Слушая отчет Дрейфуса о сегодняшних находках, он, стараясь бесшумно двигаться по комнате, надел пижаму и шлепанцы. Когда Дрейфус закончил объяснение, Камачо приказал ему перезвонить через пять минут. Он спустился в кухню и выпил стакан молока, когда телефон снова зазвонил.
– Это опять Дрейфус, шеф. Что мне написать в объяснительной?
– Правду. Подозрение в незаконной продаже секретной оборонной информации. Никаких имен не называйте.
– Мне пока и некого называть.
– Только не надо мне этого говорить, паломник несчастный!
– Так вы не хотите, чтобы я называл Чада Джуди? Ладно, пусть будет Джон Доу, как обычно. Что еще?
– Будьте здоровы.
– Спокойной ночи, Луис.
В доме Олбрайта света не было. Камачо проверил это с заднего двора, подойдя к калитке. Была жаркая, душная ночь. Он недолго постоял у калитки.
Комары и москиты сразу же набросились на него. Камачо ругался, отбиваясь от них, пока не добрался до безопасной кухни и не закрыл на собой раздвижную стеклянную дверь.
Спать уже не хотелось. Он включил радиоприемник и покрутил ручку. На Западном побережье еще играли в бейсбол – «Балтимор» против «Окленда».
Одиннадцатый иннинг, сыграно три прохода.
Хосе Кансеко выходит на пластину. Комментатор прямо заливался от восторга.
Камачо порылся в буфете в поисках съестного. Неужели у нее не найдется там хотя бы крекеров? Или конфет? Не может быть, чтобы прожорливое шестнадцатилетнее чудовище не оставило ни крошки.
Он услышал стук и обернулся. Дверь кухни отодвигалась.
– А, Харлан. Заходите.
– Увидел у вас свет. Мне не спится. Чертов кондиционер сегодня сломался, а спать в такой духоте немыслимо.
– Лучше бы, конечно, ветерок.
– Ну и климат!
Кансеко берет первую подачу. Первый удар.
– Молока хотите?
– Да, было бы неплохо. А конфет у вас нет?
– Вот как раз ищу.
Ага, за банкой с мукой. Полпачки «Ньютонс», с инжиром. Он отнес их к столу, за которым сидел Олбрайт, вынул одну и попробовал.
– Слегка заплесневели, но есть можно.
По радио было слышно, как зрители на стадионе разом вздохнули. Мяч пошел свечой вверх, к ложе прессы. Второй удар. Харлан Олбрайт взял конфету, пока Камачо наливал ему стакан молока.
Опять сорвалось. Удар биты по мячу был еле слышен.
Оба внимательно слушали, грызя старые конфеты и запивая их молоком.
Комментатор расписывал происходящее изо всех сил. Заняты первая и вторая базы, один игрок в ауте. Дважды били по Хосе Кансеко.
Еще один срыв.
– Да хватит уже мазать по мячу, – возмутился Олбрайт. – Иногда хочется, чтобы они или били, или убирались, лишь бы игра шла.
– Ну да, – промычал Камачо с набитым ртом. Проглотив конфету, возразил: – Но этот парень борется за выживание.
Подающий «Балтимора» вырвался вперед и послал мяч на вторую базу. Слишком поздно.
– Теперь подающий мажет. – Олбрайт взял еще конфету.
Камачо допил молоко и поставил стакан в раковину.
– Вот это подача, – рявкнул комментатор. Бита так грохнула по мячу, что толпа взревела от восторга. – Пролетел через дыру в заборе, похоже, сейчас врежется в стену. Игрок, прошедший третью базу, бежит к дому. Все, ребята. «Окленд» выиграл в одиннадцатом иннинге благодаря дублю, сделанному Хосе Кансеко. – Камачо выключил приемник.