Операция «Минотавр» - Страница 157


К оглавлению

157

– Как вы узнали, что я «Минотавр»?

– Просто догадался. То, что вы сегодня нас приняли, – лучшее доказательство.

– Догадались?

– Да, сэр. Моя жена предположила, что «Минотавр» – это просто роль, разыгрываемая каким-то актером, и это интуитивное озарение сразу многое прояснило. Потом я вспомнил ваше замечание за обедом в Чайна-Лейк этим летом: вы говорили нечто вроде того, что субъективное восприятие реальности важнее, чем голые факты. Камачо сказал, что те, кому положено знать об этой операции, знают. Это замечание относилось и к вам. Вот я и пришел к выводу, что вы, очевидно, «Минотавр».

– Я считал, что ваши письма – шантаж, пока не увидел вас воочию.

– Я понимал, что у вас могут возникнуть такие подозрения.

Джейк подошел к машине и открыл дверцу.

– Все наши замыслы, – рассуждал Каплинджер, – были шиты белыми нитками. Неудивительно, что Камачо решил, что Олбрайт раскусил это. Олбрайт был не дурак.

Ройс Каплинджер остановился в конце дорожки и посмотрел на облака, собиравшиеся над вершинами гор на западе. Он вздрогнул, когда что-то твердое уткнулось ему в спину.

Бабун тихо сказал ему на ухо:

– Вы слишком часто просчитывались, Каплинджер.

Не разобрав слов, но уловив что-то необычное в тоне, Джейк Графтон повернулся с изумленным выражением лица.

Лейтенант положил руку на плечо Каплинджера и развернул его боком, так, что министр оказался между ним и Графтоном.

– Не двигайтесь, капитан. Клянусь, я пристрелю его, если придется.

– Что…

– Именно так, Каплинджер, – прошипел Бабун ему в ухо. – Я нажму на курок и выпущу из вас мозги. На сей раз будет не Матильда Джексон, и не Рита Моравиа, и не Луис Камачо. На сей раз будете вы! Вы думали, что все рассчитали, да? «Минотавр»! Вы ошиблись! Решение принято. Настало время умереть вам.

Министр обернулся к нему:

– Но послушайте…

Бабун изо всех сил выкрутил руку Каллинджеру.

– Решение принято! Они решили. Для вас все кончено.

– Пожалуйста, послушайте… – взмолился министр, а Джейк тем временем с разгневанным видом направился к ним.

– Таркингтон!

– Пока, сволочь! – Бабун отошел в сторону и подняв руку, направив ее на лицо Каплинджера.

– Бах, – сказал он и выронил трубку из кочерыжки. Каплинджер ошеломленно озирался.

– Таркингтон, – тихо произнес Джейк угрожающим тоном.

Бабун сошел с дорожки. Он споткнулся, выругался и направился дальше. Он не оглядывался.

Каплинджер опустился на гравий. Он уронил голову на колени. Потом прошептал:

– Я действительно… действительно считал…

– Его жена…

– Знаете, он прав. – Джейк обернулся и посмотрел в конец длинной, ровной подъездной дорожки. Таркингтон все еще шагал, высоко подняв голову. – Да, прав.

– Уезжайте. Заберите его с собой. Уезжайте.

– С вами все в порядке?

– Да. Только уезжайте.

Джейк завел машину, развернулся и покатил по дорожке. Он притормозил, догнав все еще шагавшего Бабуна.

– Садись.

Таркингтон не обратил на него внимания. Он прикусил губу.

– Садись в машину, лейтенант, не то я отдам тебя под трибунал, и да поможет мне Бог!

Таркингтон остановился и взглянул на Графтона, сидевшего за рулем. Немного подумав, он открыл пассажирскую дверцу и сел.

Тронувшись с места, Джейк выглянул в зеркало заднего вида. Перед громадным, обвитым плющом домом Каплинджер по-прежнему сидел на щебне, уткнувшись головой в колени.

Километров через пять Бабун вдруг спросил:

– Почему вы остались на флоте?

– Есть вещи, за которые стоит сражаться.

Бабун долго молчал, уставившись в окно. Наконец, произнес:

– Извините.

– Здесь все виновны. Мы рождаемся виновными, всю жизнь только и делаем, что извиняемся, и все равно виновными умираем. Виновны все парни, чьи имена написаны на Стене. И виновны те сволочи, которые послали их туда, а сами оставались дома; они до сих пор не чувствуют своей вины. Виновны двести тридцать ребят, убитых в Ливане одной бомбой. Из-за одного сукиного сына, который не дал часовому зарядить винтовку. Мы все виновны за всех них. Забудь об этом, – добавил Джейк.

– Я чуть не убил этого гада.

– От этого никому не стало бы лучше.

– Видимо, не стало бы.

Глава 31

Риту выписали из госпиталя в ноябре. Она надела шейный корсет и синюю форму, которую Бабун принес из химчистки. Они вышли из ворот в полдень.

– Куда, красавица?

– Прямо в парикмахерскую, Джеймс. Пусть меня постригут, помоют голову и завьют. А потом домой, в постель.

Она очень устала, когда он привез ее домой. После дневного сна она медленно расхаживала по квартире, глядя на то, трогая это. Забежала поболтать Гарриет. В девять, когда Рита явно выдохлась, подруга ушла.

В пятницу Рита потребовала, чтобы Бабун отвез ее на службу. Вся группа выстроилась у ее стола, чтобы поздравить с возвращением. Она весело, с искренней радостью разговаривала с каждым, заразительно смеялась. Рита светилась, воплощая собой надежду, волю к жизни. Но к полудню она устала, и Бабун отвез ее домой, потом вернулся в отдел один.

Утро субботы выдалось ясным и прохладным.

– Как ты сегодня? – осведомился Бабун, помогая ей надевать корсет.

– Хорошо. Только днем надо будет вздремнуть.

– Хочешь поехать в экспедицию? Ты там сможешь соснуть.

– Куда?

Он не ответил. Одевшись соответствующим образом, они спустились к машине, и Бабун вдруг заявил, что забыл кое-что наверху. Он поднялся на лифте на четвертый этаж и сделал несколько звонков, затем вышел сияющий.

Он поехал в крохотный гражданский аэропорт в Рестоне, упорно отказываясь отвечать на вопросы, поставил машину у маленького здания обеспечения полетов и открыл ей дверцу.

157