Операция «Минотавр» - Страница 108

108

– Согласен, – сказал адмирал.

Начали поступать предложения от фирм в ответ на данное ВМС объявление о принятии предложений (ОПП) по проекту «Афина». После ленча Джейк изучал эти документы толщиной со столичный телефонный справочник каждый.

– Почему бы этим ребятам просто не сказать все, что им нужно, и на том остановиться? – подумал он вслух.

– Это сочиняют юристы.

– Я просто не соображаю, что к чему. Они использовали все принятые сокращения и еще выдумали кучу своих. Выглядит, как репортаж со строительства Вавилонской башни.

* * *

Несколько дней спустя Дрейфус заглянул в дверь кабинета Камачо.

– «Минотавр» послал русским еще одно письмо.

Дрейфус вручил шефу копию и опустился в кресло. Письмо было адресовано советскому послу и комментировало визит Горбачева на Кубу. В последнем абзаце давались рекомендации, как Советам следует обращаться с Кастро.

– На копировальной бумаге, как обычно. Как все остальные.

– Оригинал взяли из лаборатории?

– Нет еще. Я только получил его.

– Заберите у них. Я хочу его видеть.

– Зачем? Это точная копия.

– Пожалуйста. Сходите сейчас же.

Дрейфус удалился, качая головой.

Камачо открыл ящик стола и достал пару резиновых перчаток, которые он так подогнал к своим пальцам, что мог обходиться без талька. Затем достал баночку из левого нижнего ящика. Он открыл ее с помощью ножа для разрезания конвертов и вылил немного синего варенья на стол. Нет, кажется слишком много. Вырвав листок из блокнота, он промокнул стол, потом внимательно осмотрел пятнышко на обороте листка. Плотно закрыв баночку, поставил ее на место.

Когда Дрейфус вернулся с письмом, Камачо стоял у окна, праздно разглядывая пешеходов на Е-стрит. Он осторожно раскрыл пластиковую папку и вынул письмо, пока Дрейфус следил за ним, разинув рот. Затем положил развернутый лист на стол и прижал к поверхности. Потом перевернул и исследовал синий отпечаток на обороте. Неплохо. По крайней мере достаточно, чтобы в лаборатории взяли пробу.

Снова сложил письмо и положил обратно в прозрачную папку.

– Отнесите это в лабораторию.

– Я что-то видел?

– Вы действительно такой дурак, каким выглядите?

– Ну что ж, вы начальник.

– Вот именно. И коль уж будете там, проверьте, не зашифровано ли в тексте вот это слово.

Камачо взял листок писчей бумаги и печатными буквами написал одно слово: «СКРУПУЛ». Он вручил бумажку Дрейфусу.

– Что-нибудь еще? – с надеждой спросил Дрейфус.

– А именно?

– Ну, не знаю. У меня такое чувство, что вдруг разладился идеально пригнанный механизм, и я понятия не имею, почему. И что он еще выкинет, тоже не представляю.

– Что вы хотите? Чтобы случилось маленькое чудо?

– Чуда не будет. Но хотя бы коротенькое разъяснение.

Камачо расстегнул запонки.

– Смотрите. У меня в рукавах ничего нет. Ни шляпы, ни кролика.

Дрейфус побрел к двери.

– Скрупул, говорите? У меня складывается впечатление, что…

– Никогда не доверяйте впечатлениям. Ищите доказательства.

– Так что нам делать с оригиналом, когда лаборатория закончит с ним?

Агент осторожно помахал прозрачной палкой.

– Как обычно. Вложите в конверт и отдадите на почту. Я уверен, что посол при первой возможности передаст рекомендации автора членам Политбюро. Это будет великий поворот в американо-советских отно… – Он замолчал, потому что Дрейфус был уже за дверью.

В десять часов Дрейфус вернулся. Он терпеливо ждал, пока Камачо закончит говорить по телефону, потом спросил:

– Так. Откуда вы знали?

– Что знал?

– Что это старинное словечко расколет «Минотавра»?

– Скрупул?

– Именно.

– Элементарно, дорогой мой Ватсон. Скрупул – старая аптекарская мера, чуть больше грамма. Очень точная, как и это письмо.

– Черт побери.

Камачо протянул руку. Дрейфус передал ему крохотный кусочек белой бумаги, на котором были написаны три слова из письма, и ждал, пока Камачо разберет их.

Вторым шло слово «скрупул».

– Вот и все, – произнес Камачо, складывая бумажку и засовывая ее в карман рубашки. – Спасибо.

– Всегда рад помочь, Холмс.

Оставшись один, Камачо на память набрал номер и назвал себя женщине, снявшей трубку. Через полминуты тот, кому он звонил, отозвался, и Камачо предложил:

– Давайте пообедаем.

– Сегодня не могу. Очень занят.

– Встречи?

– Да.

– Отмените их.

– Где и когда?

– В торговом центре перед Музеем авиации и космонавтики. Около двенадцати.

Раздались гудки. Камачо положил трубку. Он откинулся в кресле и принялся рассматривать дома на противоположной стороне Е-стрит. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и потер руками виски.

Через час он в одной рубашке с короткими рукавами шел по улице. Пистолет остался в ящике стола, пиджак и галстук висели на спинке кресла. В ФБР не положено так делать, ну да ладно. Жара была такая, что, казалось, можно ее пощупать – живое, зловонное чудовище, вне всякого сомнения, раздраженное толпами людей, спешащих по улице в этот полдень. Откуда только их столько берется? Улицы кишат частными машинами, такси, ревущими автобусами и грузовиками, а на тротуарах не протолкнешься.

Небо выглядело каким-то грязновато-белым из-за летней дымки, которая не смягчала ярость солнца. Быстро взмокшая рубашка прилипла к спине Камачо.

Противно увлажнялись носки. Капельки пота выступили возле волосков на тыльной стороне кистей, и он машинально вытер их о брюки.

Под каждым деревцем возле торгового центра прятались в тени клерки и туристы, обессилев от жары. Дети играли на закаменевшей земле. Трава, весной пышно взошедшая под деревьями, давно уже была вытоптана тысячами ног. На усыпанных гравием дорожках сквера мелькал поток бегунов, и каждая нога поднимала по крохотному облачку пыли. Они сливались в сплошную пылевую завесу, которая вздымалась в воздух и плыла в сторону художественных музеев, расположенных на северной стороне сквера.

108